12 (25) октября 1917 года для защиты революции от «открыто подготавливающейся атаки военных и штатских корниловцев» по инициативе председателя Петросовета Льва Троцкого был учрежден Петроградский военно-революционный комитет. В ВРК вошли не только большевики, но и некоторые левые эсеры и анархисты. Фактически этот орган и координировал подготовку вооружённого восстания.

В состав Военно-революционного комитета вошли представители ЦК, петроградских и военных партийных организаций партий большевиков и левых эсеров, делегаты президиума и солдатской секции Петросовета, представители штаба Красной гвардии, Центрального комитета Балтийского флота и Центрофлота, фабричных и заводских комитетов и т. д. ВРК подчинялись отряды Красной Гвардии, солдаты Петроградского гарнизона и матросы Балтийского флота, солдаты Петроградского гарнизона и матросы Балтийского флота. Оперативную работу осуществляло Бюро ВРК.
Его формально возглавлял левый эсер Павел Лазимир, но практически все решения принимали большевики Лев Троцкий, Николай Подвойский и Владимир Антонов-Овсеенко.

При помощи ВРК большевики наладили плотную связь с солдатскими комитетами соединений Петроградского гарнизона. Фактически левые силы не только восстановили в городе доиюльское двоевластие, но и стали устанавливать свой контроль за военными силами. Когда Временное правительство решило отправить революционные полки на фронт, Петросовет назначал проверку приказа и принял решение о том, что приказ продиктован не стратегическими, а политическими мотивами.

Полкам приказали остаться в Петрограде. Командующий военным округом запретил выдавать рабочим оружие из арсеналов города и пригородов, но Совет выписал ордера, и оружие выдали. Петросовет также пресек попытку Временного правительства вооружить своих сторонников с помощью арсенала Петропавловский крепости.

Части Петроградского гарнизона заявили о неподчинении Временному правительству. 21 октября прошло совещание представителей полков гарнизона, которые признали Петроградский совет единственной законной властью в городе. С этого момента ВРК стал назначать своих комиссаров в военные части, заменяя комиссаров Временного правительства.
В ночь на 22 октября Военно-революционный комитет потребовал от штаба Петроградского военного округа признать полномочия своих комиссаров, а 22-го заявил о подчинении себе гарнизона. 23 октября ВРК добился права создать консультативный орган при штабе Петроградского округа.

В тот же день Троцкий лично провел агитацию в Петропавловской крепости, где ещё сомневались, чью сторону принять. К 24 октября ВРК назначил своих комиссаров в 51 часть, а также на арсеналы, склады оружия, железнодорожные станции и заводы. Фактически уже к началу восстания левые силы установили военный контроль за столицей. Временное правительство было недееспособно и не смогло решительно ответить.

Как впоследствии признал сам Троцкий, «вооруженное восстание совершилось в Петрограде в два приема:
в первой половине октября, когда петроградские полки, подчиняясь постановлению Совета, вполне отвечавшему их собственным настроениям, безнаказанно отказались выполнить приказ главнокомандования,
и 25 октября, когда понадобилось уже только небольшое дополнительное восстание, рассекавшее пуповину февральской государственности».

Поэтому значительных боестолкновений и большой крови не было, большевики просто взяли власть.
Караулы Временного правительства и верные им соединения сдавались без боя или расходились по домам. Проливать свою кровь за «временщиков» никто не хотел.

Так, казаки были готовы поддержать Временное правительство, но при усилении их полков пулеметами, броневиками и пехотой. В связи с невыполнением предложенных казачьими полками условий Совет казачьих войск решил никакого участия в подавлении восстания большевиков не принимать и отозвал уже отправленные 2 сотни казаков и пулеметную команду 14-го полка.

С 24 октября отряды Петроградского военно-революционного комитета заняли все ключевые пункты города: мосты, вокзалы, телеграфы, типографии, электростанции и банки. Когда глава Временного правительства Керенский приказал арестовать членов ВРК, исполнить приказ об аресте было некому.

Надо сказать, что в августе-сентябре 1917 года Временное правительство имело все возможности для того, чтобы предотвратить восстание и физически ликвидировать партию большевиков. Но «февралисты» этого не сделали, пребывая в уверенности, что выступление большевиков гарантированно потерпит поражение. Правые социалисты и кадеты знали о подготовке восстания, но считали, что оно будет развиваться по июльскому сценарию — демонстраций с требованием отставки правительства. В это время планировали подтянуть верные войска и части с фронта.

Но никаких митингов не было, вооруженные люди просто заняли ключевые объекты столицы, и всё это было сделано без единого выстрела, спокойно и методично.
Члены Временного правительства во главе с Керенским некоторое время даже не могли понять, что происходит, так как были отрезаны от внешнего мира. О действиях революционеров можно было узнать только по косвенным признакам: в какой-то момент в Зимнем дворце пропала телефонная связь, затем — электричество. Правительство отсиживалось в Зимнем дворце, где проводило заседания, ожидало войска, которые вызвали с фронта, и запоздало рассылало обращения к населению и к гарнизону.

Видимо, члены правительства надеялись отсидеться во дворце до прибытия войск с фронта. Бездарность его членов видна даже в том факте, что чиновники ничего не сделали для защиты своей последней цитадели — Зимнего дворца: не было подготовлено ни боеприпасов, ни продовольствия. Юнкеров не смогли даже накормить обедом.

К утру 25 октября (7 ноября) у Временного правительства в Петрограде остался только Зимний дворец.
К концу дня его «обороняли» около 200 женщин из женского ударного батальона, 2-3 роты безусых юнкеров и несколько десятков инвалидов — георгиевских кавалеров. Охрана стала расходиться ещё до штурма.
Первыми ушли казаки, смущенные тем, что самое крупное пехотное подразделение — это «бабы с ружьями». Затем ушли по приказу своего начальника юнкера Михайловского артиллерийского училища. Так оборона Зимнего дворца лишилась артиллерии. Ушла и часть юнкеров Ораниенбаумской школы.

Генерал Багратуни отказался нести обязанности командующего и покинул Зимний дворец. Кадры знаменитого штурма Зимнего дворца — это красивый миф. Охрана в большинстве разошлась по домам. Весь штурм заключался в вялой перестрелке. О его масштабе можно понять по потерям: погибли шестеро солдат и одна ударница. В 2 часа ночи 26 октября (8 ноября) членов Временного правительства арестовали. Сам Керенский сбежал заранее, уехав в сопровождении автомобиля американского посла под американским же флагом.

Надо отметить, что и операция ВРК оказалась блестящей только при полной пассивности и бездарности Временного правительства. Если бы против большевиков выступил генерал наполеоновского (суворовского) типа с несколькими боеспособными частями, восстание легко бы подавили.
Поддавшиеся пропаганде солдаты гарнизона и рабочие Красной гвардии не смогли бы устоять перед закаленными в боях воинами. К тому же воевать особо и не хотели. Так, ни рабочие города, ни гарнизон Петрограда в своей массе участия в восстании не принимали. А при обстреле Зимнего дворца из орудий Петропавловской крепости только 2 снаряда слегка задели карниз Зимнего дворца.

Позднее Троцкий признал, что даже самые верные из артиллеристов преднамеренно стреляли мимо дворца.
Провалилась и попытка использовать орудия крейсера «Аврора»: в силу своего расположения боевой корабль стрелять по Зимнему дворцу не мог. Ограничились холостым залпом.
Да и сам Зимний дворец, если бы его оборону организовали хорошо, мог продержаться долго, особенно с учетом низкой боеспособности окруживших его сил. Так, Антонов-Овсеенко описывал картину «штурма» следующим образом: «Беспорядочные толпы матросов, солдат, красногвардейцев то наплывают к воротам дворца, то отхлынывают».

Одновременно с восстанием в Петрограде ВРК Московского Совета взял ключевые пункты города под свой контроль.
Здесь всё пошло не столь гладко. Комитет общественной безопасности под началом председателя городской думы Вадима Руднева при поддержке юнкеров и казаков начал боевые действия против Совета. Бои продолжались до 3 ноября, когда Комитет общественной безопасности капитулировал.

В целом же советская власть была установлена в стране легко и без большого кровопролития.
Революцию сразу поддержали в Центральном промышленном районе, где местные Советы рабочих депутатов уже фактически контролировали ситуацию.
В Прибалтике и Белоруссии Советская власть была установлена в октябре — ноябре 1917 года,
а в Центрально-Чернозёмном районе, Поволжье и Сибири — до конца января 1918 года.
Этот процесс получил название «триумфального шествия Советской власти». Процесс по преимуществу мирного установления Советской власти на всей территории России стал ещё один доказательством полной деградации Временного правительства и необходимости захвата власти большевиками.

Вечером 25 октября в Смольном открылся II Всероссийский съезд Советов, который провозгласил переход всей власти к Советам. 26 октября Совет принял Декрет о мире. Всем воюющим странам предлагалось приступить к переговорам о заключении всеобщего демократического мира. Декрет о земле передавал помещичьи земли крестьянам. Все недра, леса и воды национализировались. Одновременно было сформировано правительство — Совет народных комиссаров во главе с Владимиром Лениным.

Дальнейшие события подтвердили правоту большевиков. Россия была на грани гибели.
Старый проект был разрушен, и Россию мог спасти только новый проект. Его и дали большевики.

Большевиков часто обвиняют в том, что именно они уничтожили «старую Россию», но это неверно.
Российскую империю убили «февралисты».
В «пятую колонну» входили: часть генералитета, высшие сановники, банкиры, промышленники, представители либерально-демократических партий, многие из которых были членами масонских лож, большая часть интеллигенции, ненавидевшей «тюрьму народов».
В целом большая часть «элиты» России своими руками и разрушила империю. Именно эти люди и убили «старую Россию».

Большевики в этот период были маргиналами, фактически находились на обочине политической жизни.
Но они смогли предложить России и её народам общий проект, программу и цель.
Большевики проявили политическую волю и взяли власть, пока их конкуренты дискутировали о будущем России.

Самсонов Александр
http://topwar.ru/35629-den-oktyabrskoy- … ossii.html

«Говорит Москва»" - это устная история. Современная российская жизнь и ее осмысление, путешествие к ее истокам, представлены читателю не в отстраненном, холодном рассудочном авторском повествовании, а в горячечном, эмоциональном многоголосье героев книги, которые делятся с читателем своими воспоминаниями, своими переживаниями, своими оценками и версиями случившегося в последние три десятилетия.
Устная история полна мифов, она субъективна. Но эти мифы тем и интересны, что проливают свет не только на официальную историю совка, но и раскрывают его психологию, позволяют увидеть его комплексы, его фантазии, обычную жизнь, его мировоззрение в грубом, необработанном, естественном виде.

Охват романа широк.
Настолько, что можно сказать, что в нем есть все: история советского быта и любви, разбитная и беспорядочная жизнь 90-х, относительно спокойная, застывшая эпоха 00-х, подающая надежды современность.

Перед читателем простые судьбы: несостоявшаяся медицинская карьера Бориса Аркадьевича, прерванная научная стезя Кости Лобова, беспорядочная, академически — грантовая — его тестя. Все радости и горести советской и постсоветской эпохи
. Весь музыкальный фон — от «АББА» и битлов с Эллой Фицджеральд до советского комсомольского романтизма и незабываемой лирики («Счастье мое, я нашел в нашей встрече с тобой…»). Масштаб действия от Подмосковья до Болгарии и Лондона.

Формально, роман Кондрашова может быть прописан по разряду сатирического жанра.
Уже начальные, меткие иронические зарисовки изнанки журналистской жизни настраивают на этот сатирический лад.

— … где Гагарин? Мне нужен Га-га-рин! Мне нужен народ, совок, русак, таджик, молдаванин, гастарбайтер, лузер, герой труда! Кузьминки и Бирюлёво-Товарная, а не «Твербуль» и «Эль Гаучо»! — генеральный директор радиостанции, начинавший летучку нежным, бархатным баритоном, вдруг сорвался на крик.

— Я взыскую тех, кто живёт и работает в этом, мать его, великом городе! Я должен знать, чем они дышат! Здесь должен быть их дух! Мне нужны их пропитые голоса, а не сладкоголосые петрофановы и позманы… Я разгоню вас всех к чертовой матери, если вы мне не приведёте в эфир настоящих маньяков совка. Мне нужен в эфире народный хрип, рёв, вой…

Дальнейшее изложение эти ожидания оправдывает.
Все персонажи, ситуации и сюжетные коллизии романа поданы в сатирическом ключе. Впрочем, это не всегда сатира, но добрый, почти диккенсовский юмор, юмор пиквикской школы, который не унижает человека, а показывает его несуразность, подчас милую чудаковатость. Это тот юмор, который не убивает человеческое в человеке, а наоборот, высмеивая в нем все нелепое и несуразное, глупое и невежественное, смотрит на него добрым и полным надежды на возможное его воскрешение взором. Даже мир олигархов и воротил предстает, благодаря добродушной иронии, живым и очеловеченным.

Сцены ностальгического «комсомольского» банкета в Лондоне, в этом смысле, весьма показательны. В них не только сатира на жрущего бастурму и мясо по-суворовски российского буржуя, не только осуждение (Цеховики, воры в законе, просто ловкие, на всё способные люди, бывшие и будущие эмигранты, диссиденты — не предатели, они не клялись Родину любить-защищать — хрен с ними, а вот эти бывшие бойцы идеологического фронта — клятвопреступники, христопродавцы, и нет им прощения во веки веков), но и сознание того, что не все человеческое в них потеряно (эпизод с катарсисом, который переживает лондонская публика в конце банкета:
Его спрашивают: «Кондрик, чего тебе жалко?»
Он плачет: «Ро-ро-родину нашу, сво-сво-сволочи мы…» — так искренно рыдал, аж в истерике забился, то есть не окончательный он мерзавец, не окончательный… Но как только нервный срыв случился у Лупанова, как будто прорвало и всю аудиторию. Разрыдались бывшие функционеры…)

Но юмор, ирония — это не единственное, что пронизывает роман.

По мере развертывания не слишком уж закрученного сюжета, сатирическое начало начинает соседствовать с отчетливо звучащей лирической линией. Суматошная и анекдотическая жизнь главных героев книги отступает перед таинственной, мистической, притягательной атмосферой московских местечек. Наверное, у каждого московского автора есть свое место, описанное и воспетое, место с которым связано ощущение таинственного мистического течения жизни. Арбат, Сивцев вражек, Патриаршие пруды, Камергерский переулок.

В романе «Говорит Москва» таким местом становится река Сетунь — «святая, Богом избранная творческая река. Как Иордань…», где «бродят педиатры, избегающие английских королев, проповедуют таджики-доктора исторических наук, бегают колдуньи и Аббы…»

Читая историю странных взаимоотношений Кости Лобова и таинственной бегуньи, ощущаешь эту незримую магию московских мест, никуда не ушедшую в современности, так еще и не истаявшую в нынешнем громадном мегаполисе.

Гремят исторические эпохи, идут радио и телебои между левыми и либералами. Одни политические декорации сменяются другими. Пиар и погоня за рейтингом пытаются заполонить все жизненное пространство.
Но все это все рано или поздно меркнет и кажется таким мелким перед вечной историей любви, которая разворачивается во всякую эпоху, невзирая на комсомольские предписания, левые повороты, соображения карьерного роста и даже супружеский и родительский долг.

Глубокий смысл романа, дающего объемную и разностороннюю панораму совковой и постсовковой жизни, острого в своих политических и общественных оценках, заключается в том, что над всеми этими политическими дрязгами торжествует жизнь, торжествуют простые человеческие ценности: семья, ребенок, работа, Родина, служение которым без громких слов и искреннее исповедание которых и составляет подлинный смысл человеческого существования.

У нас мало авторов, которые бы по-доброму глядели на мир, на героев, чьи мелкие прегрешения так понятны и объяснимы, а крупные — ничтожны, в силу своей глупости и стоящей за ними невежественности.
У нас мало добрых книг, которые стремились бы не к осуждению, а к пониманию того, что происходит. «Говорит Москва» — редкое в этом смысле явление.

Нет ничего, что невозможно было бы исправить — вот, к какому выводу приходишь, закрывая книгу. Мир по-прежнему имеет все шансы пойти дорогой добра, устремиться к здоровой обычной жизни, оставив наносное трещание и политику, выросшую из мелких обид, бедным одиноким чудакам, которые так и не почувствовали нежного дыхания любви, так не прошлись, или не пробежались по волшебным берегам Сетуни.

СвободнаяПресса®  http://svpressa.ru/culture/article/146848/