По русским дорогам
Файл-РФ, 29 ноября
Наш давний автор из Твери – талантливый публицист Михаил Петров – прислал нам очерк о замечательном русском делателе, писателе и просветителе XIX века Дмитрии Шелехове. Рассказывая о людях, подобных Шелехову, «Файл-РФ» стремится донести до читателей простую, но, как нам кажется, крайне важную для наших времён мысль – Россия всегда была богата подвижниками, людьми энергичными и деятельными.
Воскрешая память о них, мы говорим современникам: будьте похожими на них – и тогда Россия преобразится. А Михаилу Петрову сегодня исполняется 75 лет. С чем мы его горячо поздравляем и надеемся, что он ещё не раз порадует нас рассказами о новых шелеховых, которыми так богато наше прошлое и которых, уповаем, не перестанет рождать родная земля.
Д. П. Шелехов.
Сегодня мало кто и из историков русской литературы XIX века вспомнит имя писателя Дмитрия Потаповича Шелехова.
А между тем, в «Справочном энциклопедическом словаре» К. Крайя сказано, что «Шелехов Дмитрий Потапович – первый в России писатель о сельском хозяйстве... Сочинения Шелехова известны между сельскими хозяевами во всех краях России, куда только проникали русские письмена и просвещение.
По распоряжению Императорского Вольного экономического общества многие из сочинений Д. П. Шелехова признаны за образцовые и общеполезные, разосланы были членам Государственного Совета и по всем православным церквам».
Шелехову посвящена статья и в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона, его агрономический и хозяйственный талант высоко оценивал выдающийся русский агроном Александр Васильевич Советов. Современники знали Дмитрия Шелехова как героя войны 1812 года, поэта, переводчика римских поэтов, философа, математика, изобретателя сельскохозяйственных орудий и машин, основателя первой в России сельскохозяйственной школы для крестьян, историка, публициста, прекрасного оратора. Его книгами, очерками и статьями о сельском хозяйстве зачитывались, подписчики «Библиотеки для чтения» искали это имя в свежих номерах журнала...
Д. П. Шелехов родился 16 мая 1792 года в городе Бронницы Московской губернии.
Он происходил из старинного купеческого рода Шелеховых, к которому принадлежал и знаменитый исследователь Камчатки Григорий Шелехов.
По окончании Московского университета в 1811 году Шелехов получил степень кандидата физико-математических наук и золотую медаль за представленную диссертацию.
К тому же времени относятся и первые его поэтические опыты.
Научные и литературные занятия приостановила Отечественная война 1812 года. 1 августа 1812 года он вступил подпоручиком в 1 пехотный казачий полк Московского ополчения, участвовал с ним во всех главных сражениях, начиная от Бородинского и кончая сражением при Коцбахе 26 августа 1813 года, где Шелехова тяжело ранило. Молодого офицера наградили орденом Святой Анны 4-й степени. В 1814 году он вошёл с русской армией в Париж, в 1817-м, полный иллюзий, вернулся в Россию.
В эти годы Шелехов пишет стихи и прозу, переводит римских поэтов; Московское общество любителей словесности избирает его в сотрудники, а потом и в действительные члены.
Сражение при Коцбахе 26 августа 1813 года.
Как человек самокритичный, философского склада ума, Шелехов знал, конечно, величину своего поэтического дара.
Быть может, история русской литературы XIX века пополнилась бы ещё одним именем, которое осталось бы жить лишь в сносках да в комментариях, если бы в судьбе Шелехова не произошёл крутой поворот: в 1821 году он покупает в Зубцовском уезде Тверской губернии сельцо Фролово, где решает поселиться.
Днём Дмитрий Потапович то на риге, то на конюшне, то на скотном дворе, а вечерами перечитывает «Земледельческий устав» англичанина Джона Синклера, «Рациональное сельское хозяйство» немецкого экономиста Теэра.
Спорит не только со старостой и мужиками, но и со светилами европейской науки.
И как же современны его мысли и сегодня!
Нет, не согласен он с Теэром, что цель сельского хозяйства есть деньги, барыш, чистая прибыль.
Самые высокие барыши чаще почему-то противоположны общей пользе. Один из выгоднейших способов сбыта зерна — винокурение. А ведь чем больше зерна пойдёт на вино, тем голоднее будет народу...
В ночных уединённых диалогах с Синклером и Теэром задумалась первая книга, названная «Главные основания земледелия». Нет, не в севооборотах, не в семеноводческой работе и не в племенном отборе увидел он основания, а в науке земледелия!
Размышления касались возможной гармонии природы и человека через посредство подлинно научного земледелия. Недаром именно земледелие, в отличие от скотоводства, стало основою гражданства и источником законов, оказало нравственное влияние на человеческое общество.
Крестьянский быт. Первая половина XIX в.
Шелехов начнёт книгу с похвального слова земледелию: «Нет других занятий для кочующего человека, кроме помышления о беспрестанном движении с места на место, о грабежах и набегах: ибо ничто не привязывает его к месту рождения, одному месту, – ничто не озабочивает его оградить целость родины своей, возвысить вид, улучшить благосостояние её внутреннее и наружное.
Земледелие поселяет в душе человека привязанность к месту труда... Земледелие улучшает, развивает силы природы... Земледелие построило села, соорудило города, образовало гражданства...»
В 1826 году книга «Главные основания земледелия» выйдет в Москве, в типографии университета, на неё откликнется известный учёный-агроном и экономист М. Г. Павлов. Тогда же Шелехов решает открыть первую в России практическую школу для обучения крестьян плодопеременному полеводству.
Его поддерживает Вольное экономическое общество и его президент граф Н. С. Мордвинов. Друзья советуют Шелехову расширить имение, ведь сельцо состоит всего из шестидесяти душ, но замысел Шелехова – повысить доходность имения за счёт культуры земледелия, рационального землепользования, интенсификации хозяйства.
Он и школу набирает из крестьян мелкопоместных и среднепоместных имений, желая доказать, что не числом крепостных душ мерится доходность хозяйства, а искусством земледелия.
........................
Продолжение под катом:
В то время многие помещики искренне хотели поднять производительность земли, сделать Россию зажиточной. В русскую крепостную деревню с натуральным хозяйством, барщиной или оброком, сохой и трёхпольным земледелием в конце ХVIII – начале ХIХ века пришёл образованный человек. А если учесть, что многие из дворян получали образование в Европе – а если и не в Европе, то всё равно европейское, и зачастую французский и немецкий языки знали лучше, чем русский, а европейское хозяйство лучше, чем русское, – то можно понять, что приезд их в деревню не прошёл бесследно.
Обложка книги Д. П. Шелехова «Путешествие по русским просёлочным дорогам».Неофит закупал, допустим, семена французской пшеницы, английского овса, заводил в имении немецкий или голландский скот, строил молочную ферму на швейцарский лад. Естественно, что на русской почве с суровыми зимами, летними затяжными сеногноями и ранними осенними заморозками всё это вымокало, а если не вымокало, то вымерзало, а если не вымерзало, то осыпалось или вымирало, – а наш неофит, истратив на нововведения большие деньги, пускал их по ветру. Закладывалось имение, вновь вводился оброк, терялась вера в возможность переустройства сельского хозяйства в России на научные основы.
Неудачи эти, отметим, имели нравственные и даже политические последствия. Утверждался тип европейски образованного человека, который не только плохо знал хозяйственный уклад и быт мужика-кормильца, но, убегая от него за границу или в столицу, начинал открыто презирать его, при этом продолжая проедать очередное своё имение где-нибудь в Женеве или Лондоне, пописывая книги об экономической и политической отсталости России. Даже Герцен рассуждал о жизни русской крестьянской общины и создавал свою теорию построения социализма в России, пользуясь тенденциозным сочинением прусского чиновника барона Гакстгаузена.
Нет, Шелехов не отрицает европейскую науку. Он обучает в школе крестьян основам европейского плодопеременного полеводства, домоводству и животноводству, полезным ремеслам. Но своё новое сочинение он думает назвать «Народное руководство в сельском хозяйстве». И начинается оно с похвального слова науке.
«Мы сами навлекли на себя частые неурожаи, голодные годы, сами, своим плохим сельским хозяйством: оно не озарено светом науки, не знакомо с правилами искусства. От этого наше русское сельское хозяйство дурно, а с ним дурны и все его отрасли. Посмотрите, как почвы наших полей и лугов истощились, загрубели, заросли сорняками, лесные дачи обезображены неправильной порубкой, русское скотоводство ничтожно, сельские ремесла самые плохие, домоводство – недостроенное...»
На примере своего хозяйства он показывает, что может сделать введение травосеяния для урожаев зерновых, говорит о значении для нечерноземных почв клевера и рапса, а для южных губерний – люцерны и корнеплодов.
«Правила настоящих наук – арифметики, геометрии, физики остаются одними и теми же для всех народов земного шара, для всех веков и поколений, а сельское хозяйство не вполне наука, оно – дитя опыта. Сельское хозяйство по справедливости может называться английским, французским, германским, бельгийским и русским.
И даже в Англии оно может быть норфольским и кентским, в Германии – голштинскнм и саксонским, а в России хозяйством северных, центральных, черноземных степных губернии. Русское сельское хозяйство переделывать по иностранным образцам – национальный позор и труд напрасный, неуместный и разорительный!»
Обложка книги Д. П. Шелехова «Речь о пользе и важности компаний и сообществ для успехов и развития народной промышленности».Он и сам начинал не с нововведений, не со строительства швейцарских ферм и сыроделен, а с освоения народного хозяйственного опыта, с изучения местных природных и климатических условий, почв.
С нескрываемым сарказмом рисует он преобразовательную деятельность помещика-западника. Как тот начал перестраивать деревню на иностранный лад: выстроил свою усадьбу на новом видном месте, заняв для этого удобренные крестьянские огороды, построил и изящные кирпичные домики для крестьян с отдельными садиками, чистенькие, раскрашенные, с широкими итальянскими окнами. Завёл голштинский скот, купил немецкие молотилки и сеялки. Да вот беда: домики оказались холодными, зимой жить в них было невозможно. Хлевы для крестьянского скота, отнесённые от домиков на многие десятки метров, чтобы вида не портили, приводили баб в отчаяние, да к тому же тоже оказались холодными, скотина в них мёрзла и болела. Для помещичьих полей выбрал он севооборот с люцерной и эспарцетом, которые под северным небом не растут, отчего его голштинский скот остался без кормов, так как сенокосы барин продал мужикам соседней деревни.
Зимой из-за нехватки кормов возникли новые затеи с запариванием соломы, хвойного и веточного корма. Принялись крестьяне за топоры, построили помещику кормёжные тёплые избы из сырого леса, которые в три зимы сгнили. Весна же дополнила разорение: лошади от бескормицы едва передвигали ноги, сев затянули, осенью рано пошли дожди и немецкие молотилки остались без дела. Вскоре барин наложил на крестьян дополнительный оброк, отдал имение на заботы вора-приказчика и уехал в Петербург с уверенностью, что народ глуп, сер и ничего, кроме кнута, не понимает...
Вечерами Шелехов записывает наиболее счастливые, наиболее плодотворные мысли, наиболее удачные ответы на вопросы крестьян.
Из записей на осьмушках за двенадцать лет сложились два тома книги «Народное руководство в сельском хозяйстве». Вышла она в Петербурге у А. Смирдина в 1838–1839 годах и сразу же стала настольной книгой русских сельских хозяев. Автор первым в России предложил включить в учебные программы гимназий сельскохозяйственные предметы.Опережая время, Шелехов поставил вопрос о гармонии в отношениях между тремя основными промыслами человечества: сельским хозяйством, промышленностью и торговлей. На первое место он ставит земледелие, так как ни промышленность, ни торговля не могут не то что процветать, но и существовать без изобилия и хорошего качества первоначальных произведений земли, какие доставляет сельское хозяйство. Не торговлю, а сельское хозяйство называет он по справедливости тем первоначальным источником, из которого черпают промышленность и торговля сырьё для изделия и продажи.
Обращаясь к ним, увлекающимся строительством фабрик и мануфактур, он писал: «Неужели вы думаете, что ваши фабрики будут долго процветать, если вы деятельно не займётесь усовершенствованием сельского хозяйства? Я думаю, что страсть к фабрикам, воздвигаемым без оглядки, без основательных соображений начал ремесленности, что эта страсть может сделаться причиною разорения государства...»
После выхода «Народного руководства в сельском хозяйстве» за Шелеховым утверждается слава лучшего в России писателя о сельском хозяйстве. Короткой этой славе особенно способствовали бесплатные вечерние беседы, проводимые автором «Руководства» в течение четырёх зим (1841–1844 гг.) в Вольном экономическом обществе по просьбе графа Мордвинова. Случались вечера, когда зал не вмещал всех пришедших на Шелехова. А приходили и первостатейные сановники, и простые сельские хозяева, и профессора, и студенты, и священники, и монахи, и мещане.
В одно из изданий этой книги вошёл и лучший, на мой взгляд, очерк Шелехова «Путешествие по русским просёлочным дорогам». Шелехов едва ли не первым открывает, как он сам об этом пишет, «Новый свет посреди Старой Руси», – и возвращается в столицу «с дивными известиями для городских жителей о неизвестных доселе народах, обитающих в стороне от всякой большой дороги». Народы эти говорят на одном языке – русском, но как различаются их промыслы, ремёсла, обычаи, трудовые уклады.
Там шьют сапоги, там рукавицы, там работают на всю Россию шляпы и валенки, обжигают горшки и делают посуду из фаянса, там пекут пряники, которые развозят по всему русскому царству, там живут коренные каменщики и подрядчики на каменную работу, там пишут образа; там выращивают яблоки, там капусту, там горошек, там огурцы».
Извилистыми просёлками объехал он срединные русские земли вокруг Москвы. Останавливался вдали от больших дорог, ночевал в крестьянских избах. При свете лучины беседовал с крестьянами о хозяйстве, о промыслах, по субботам парился чуть ли не до смерти то в бане, то в печи. А глаз примечал: сёла прихорашивались, когда их касался промысел – ткацкий, прядильный, сапожный. Село Середа Московской губернии богатело за счёт ярмарок, на которые крестьяне степных губерний везли пшеницу, просо, полбу, а мужики местных губерний – гречиху, овёс.
В калужском селе Сухинич устраивали ярмарку-распродажу растительного масла: конопляное везли с юга, льняное – с севера. Богаче жили сёла, где ткали коленкор, кисею, сукно, льняное полотно. А за подмосковным Черкизовым ткацкая промышленность разливалась уже морем, хоть и не записывай — от Александрова к Юрьеву-Польскому, Ростову и Ярославлю и далее до Кинешмы, Шуи, Вязников, Иванова. Шелехов разглядел в них колыбель будущей русской текстильной промышленности. Едва ли не первым описал он соперничество льна и хлопка, сокрушался проникновению хлопчатой нити в льноводческие районы.
По русским дорогам.Радовали его в помещичьих хозяйствах исконно русские хмельники, богатые пасеки, стада «обрусевшего» скота.
Как только ни называли помещики маленькую обрусевшую коровёнку? И горемычкой, и козой, и навозницей. Но стоило поставить её в тёплый хлев, да хорошенько накормить, как она раскрыла такие свои качества, что и швейцарской корове не снились.Но особый интерес проявлял Шелехов к земледельческим промыслам центральной губернии.
Вот уж где можно поучиться! Как выпаивать для продажи телят, откармливать птицу, вести каплуний промысел.А мастерство ростовских огородников из Поречья?!
Без теплиц к середине июня снимали грунтовые огурцы. При дешевизне в России овощей, ростовчане получали с десятины до двух тысяч рублей дохода, тогда как, замечает Шелехов, английский фермеры – шестьсот. Они и арендовали у помещиков землю по более дорогой цене – до четырёхсот рублей в год за десятину.Шелехов не был социальным писателем. На крепостное право он смотрел, как на зло, но исправление этого зла видел в том, чтобы помещик честно исполнял свое назначение благородного русского дворянина: был искусным распорядителем своего хозяйства и своих вотчин, каким являлся он сам. По характеру и мировоззрению это был человек «положительного идеала». Он считал, что врач должен хорошо лечить людей, агроном – выращивать хороший хлеб, крестьянин – добросовестно работать, и тогда Отечество будет процветать.
Современники запомнили Шелехова величавым, почтенным, с горделивой осанкой человеком. Его острый ум, правдивые суждения, пылкая образная речь трогали всякого, кто его слышал: и графа, и простого крестьянина, и священника.
Четыре последних года Шелехов страдал тяжёлой болезнью, но не переставал заниматься хозяйством и литературным трудом. В феврале 1850 года он вручил лично дежурному флигель-адъютанту графу Гейдену, большой запечатанный пакет с надписью «Его Императорскому Величеству в собственные руки».
В пакете была рукопись его последней книги «Мысли о России», которую он не намеревался издавать. Рукопись бесследно исчезла из императорского архива в годы революции, сохранилась лишь опись статей третьей части книги, находящаяся в Пушкинском Доме.Ещё за две недели до смерти на простой вёсельной лодке он сам добрался до дома из Ржева, где лечился. Добирался по Волге, заглушая боль от открывшейся раны, полученной в сражении при Коцбахе. Имение же находилось в пятидесяти верстах от города...
Умер Шелехов в кругу семьи в день своего рождения 16 мая 1854 года, сделав все необходимые распоряжения по имению и о похоронах, сохраняя до последней минуты ум и память. Похоронили его на кладбище в селе Ивановское...
В один из приездов в Старицкий район я заехал в Ивановское, на кладбище. Больше часу ходил по кладбищу, между зарослями бузины и крапивы, искал: не мелькнёт ли где надгробье писателя.
Ходил, вспоминал его строки из очерка: «Но у нас, к сожалению, всем своим недовольны по привычке, хулят всё своё – и русское хозяйство, и хлебопашество хулят, и тёплые скотные дворы, и тулуп, и шапку русскую, – зачем-де не нараспашку, и греют русское тело? – хулят и ум, и душу, – зачем не иностранные?
Да потому что они русские. Слава подателю благ, они русские, они родные. Посвящаю с восторгом им все мои помышления, труды, действия.
Пусть и прах мой, и кости лягут на земле русской!»Склепа Шелеховых так и не нашёл. Но вскоре отыскало меня письмо из Старицы от поэта и журналиста, а ныне известного литературного критика Николая Переяслова о том, что нашлась могила Дмитрия Потаповича. К письму он прилагал заметку из районной газеты «Старицкий вестник», в которой, в частности, писал: «На днях в редакцию пришёл житель села Родня Игорь Калиткин и сообщил, что в результате проездов комбайна через территорию бывшего Ивановского погоста обнажилась могильная плита с именами Шелехова и его супруги.
Побывав на месте, мы сфотографировали это надгробие и заодно выяснили место его первоначальной установки. Казалось бы, дело за тем, чтобы установить его на место, но вот только действительно ли вопрос можно будет считать на этом закрытым?»Как актуально звучат слова Шелехова:
«Крестьянина никакая конституция, никакой парламент не освободит от работы, от природной зависимости. Потому что, какой бы власть ни была, а корову нужно доить в три часа утра... »И не покидает надежда, что когда-нибудь откроют в Старице сельскохозяйственную школу имени Шелехова, переиздадут его замечательные труды, а на месте фамильного склепа Шелеховых земляки его поставят памятник. Мысли и дела его стоят того...
**********
В контексте статьи, темы:
Русская книга
Русская Кухня
Русская История
